НА ПОЛЕ БИТВЫ ПОД ВАГРАМОМ

 

 

 

Всю ночь лил дождь, а к утру прояснилось. Косой луч солнца, пробившись сквозь занавеску, лег на пол. В такое воскресное утро, когда некуда торопиться и можно еще немного понежиться в постели, мысли произвольно наполняются... Воспоминания, с годами они приходят все чаще и становятся все более настойчивыми, они своевольно отвоевывают свободное пространство, не занятое делами насущными.

 

В лесу под Дойч Ваграмом пошли грибы. Да, в воронках, под тем самым Ваграмом, где… А победил ли Наполеон в той битве? Слишком велики были потери с обеих сторон, чтобы приписать победу кому-то одному… Битву под Асперном он проиграл, потому и рвался в бой, ему нужен был реванш. Полководцы… Генералы… Мальчишки! Забияки! Считают себя взрослыми, а на самом деле… Александр тоже был заигравшимся мальчиком… Устроил костер из трофеев, они отягощали войско, и ринулся завоевывать Персию. Зачем? Жизнь – игра. И ставка в ней жизнь. А под Ваграмом… пока Карл со своими австрийцами спокойно отдыхал на высотах за рекой Русбах, Наполеон уже получил подкрепление баварскими отрядами и начал переправу через Дунай. И потом.. Да… Снова смешались в кучу кони, люди… Битва продолжалась недолго, к девяти вечера все было кончено. Общее число потерь… Европа в тот день потеряла 12.800 молодых мужчин. В полном расцвете сил! 12.800 осиротевших семей и кто знает, сколько еще раненых сердец! Короче, слава героям.

 

Там, где было поле – вырос лес, а воронки от бомб и сегодня здесь. Вековые сосны врезаются ажурными кронами в синее небо, пропуская сквозь себя солнечный свет. Сочная зелень укрывает землю, кусты ежевики прячут налившиеся черные плоды. В грибные годы грибов здесь пруд пруди, как в огороде. Их никто не собирает, грибам в Австрии опасность не грозит, австрийцы по грибы ходят в супермаркет. На приусадебных участках фруктовых деревьев не сажают, от них много мусора. Плоды это мусор. А охоту они любят, на глухарей там, или на ланей. Что они им сделали, эти лани, мяса и в магазинах навалом!

 

Дойч Ваграм лежит в долине Мархфельд. Посредине поселка – развилка. Если свернуть налево, можно попасть в ресторан «Мархфелдерхоф», одна из австрийских достопримечательностей. Множества залов и зальчиков, до отказа забитых картинками, тарелочками, фотографиями в рамках и без рамок, настольными лампочками, торшерами, статуэтками, деревяшками, бумажными фонариками, картонными поделками - убогими, грошовыми, кем-то отвергнутыми и здесь собранными в одну невероятную коллекцию. Чей-нибудь захламленный дом австриец назовет нарицательным словом «Мархефельдерхоф». Ресторан очень популярен, и не только потому что это своего рода аттракцион, в нем отличная кухня. У бара висят бесчисленные фотографиями отобедавших здесь знаменитостей.

 

Если на развилке свернуть не влево, а вправо, километра через два, попадаешь к ресторану «Гриль-ранч», он славится свиными ребрышками. Необъятные порции на тарелке не умещаются, поэтому подают их на огромного размера дощечках. К ребрышкам полагается горка жареной картошки, свеже-натертый хрен и разные там приправы в розеточках. Когда-то ресторан этот представлял собой легкую постройку с летним грилем. Зимой он превращался в обычную забегаловку, где за кружкой пива собирались местные жители.

 

Сразу за рестораном начинается тот самый лес.

 

В одно лето был он полон маслят, надо было смотреть, куда ступаешь. А за год до того заполонила его колония каких-то экзотических грибов, напоминавших то ли цветы, то ли белые кораллы.. Росли они на земле, на старых пнях, и даже на стволах деревьев, и запах у них был вполне аппетитный. Потом был год волнушек, вырастали они до невероятных размеров Отчего-то так получается, что каждый год заполоняет лес один какой-то вид грибов, и каждый раз новый. Словно и по сей день идет здесь война, в которой все жизненное пространство отвоевывает какой-нибудь один вид грибов. А что происходит с грибницами? Говорят, корневая система одного гриба может разрастись на десятки квадратных километров. Получается, война идет под землей, между грибницами?

 

 

 

Маслят мы тогда с сыном набрали две огромные корзины, а уже к концу прогулки сын нашел парасолю. Была она величиной с десертную тарелку.

 

- Положим ее в морозилку – сказал сын, - до папиного приезда, папа любит парасоли.

 

Это правда. Когда-то, гуляя по подмосковному лесу, муж нашел парасолю, потом еще и еще одну. Глаза у него светились. Бережно положил грибы в лукошко, а невестка закричала в ужасе:

 

- Брось, ядовитые!

 

Муж усмехнулся:

 

- Ничего подобного! Вы, русские, ничего не понимаете ф грибах.

 

- Ты считаешь, чтобы убить австрийца, белой поганки недостаточно? – обиженно парировала невестка, она считает себя знатоком грибов.

 

Что до меня, то я полагаюсь на свой нюх. Нос нам дан не для того, чтобы наслаждаться «Кристин Диором». Его задача - уметь быстро определить, что съедобно, а что нет. Эти парасоли хотя в юном возрасте и похожи на бледные поганки, пахнут восхитительно. Тем не менее… Я тоже пыталась уговорить мужа выбросить сомнительные грибы.

 

-Нет, - твердо сказал любимый по-русски, - я поджарю их! Как шницель! Ф сухарях. Увидишь, какая это фкуснятина!

 

Когда мы вернулись домой к брату, невестка, улучив момент, вынула парасоли из корзинки и положила на подоконник. Задвинула занавеску. Авось забудет!

 

Гм, мой австрийский муж никогда ничего не забывает.

 

-Хорошо, - в отчаянье сказала невестка, - делай что хочешь, но под свою ответственность, я к этим поганкам не прикоснусь! Если тебе суждено погибнуть, то не от моей руки.

 

- Ну и не прикасайся, я и сам с усам, - ответил муж недавно выученной русской поговоркой.

 

Шляпки грибов он обмакнул в яйцо, обвалял в муке и положил на сковородку. По квартире тотчас пошел аппетитный аромат… Тем не менее, никто их нас не отважился их попробовать.

 

- Что ж, мне больше достанется, - удовлетворенно хмыкнул муж, этот деликатес доводилось ему пробовать лишь пару раз в жизни, и он был счастлив.

 

Невестка нервничала. Надо сказать, что женская половина моей родни, вся, без исключения, была влюблена в моего австрийского мужа, считая, что сие сокровище досталось мне незаслуженно: «Везет же некоторым!». Брат тоже проявлял беспокойство. Выражалось оно в том, что наполнял стаканы водкой: раз уж она даже стронция помогает, то, может, и от поганок тоже… Выпивали. Закусывали. С выражением величайшего блаженства на австрийской физиономии муж проглотил последний кусочек парасоли и стал намазывать черную икру на черный хлеб. Так едят в Австрии, а  точнее, так ели икру австрийцы, которым доводилось бывать в СССР, они уверяли, что с черным хлебом икра вкуснее, чем с белым.

 

 

 

- Может, мы и сегодня найдем парасолю, - сказал сын в другой воскресный день, когда мы снова отправились в Дойч Ваграм.

 

Уже в машине спросил, пряча руку за спину:

 

- Ма, а мальчики кольца носят?

 

- Покажи!

 

Это было простое колечко без камешка из моего комплекта серебра с северной чернью.

 

- Гм… Такие и мальчикам носить можно.

 

В лесу пахло грибами, а деревья еще сохраняли свой золотой и пурпурный убор. Солнечные блики играли на опавшей листве. Мы загребали листву ногами, и она издавала мелодичный шуршащий звук.

 

- Мам, помоги!

 

Сын протянул ко мне руку, и я увидела, что палец ниже кольца покраснел и распух. Мы смазывали его слюной, но кольцо не желало сползать с пальца. Тогда мы заторопились к ресторану.

 

- Быстрее, в туалет, давай руку под холодную воду!

 

Вода не помогла, казалось, палец распух еще больше.

 

- Пожалуйста, нам нужна помощь! - обратилась я к хозяину ресторана.

 

- В чем дело? – спросил он спокойным голосом, не отрывая взгляда от кружки с пивом.

 

Растительное масло не принесло результата, кольцо все только сильнее впивалось в кожу.

 

- Надо вызывать скорую помощь! – заключил кто-то из гостей.

 

Скорая помощь это хорошо, но инструментов у них с собою наверняка не будет, а это значит, уйдет еще уйма времени, прежде чем… Говорят, при нарушении кровообращения гангрена может начаться уже через два часа.

 

- К черту скорую помощь! - закричала я. – У вас есть кусачки?

 

Хозяин помедлил с ответом, потом сказал:

 

- Кусачки? Найдутся.

 

Отправился в подсобку и вернулся с инструментом. Я выхватила у него кусачки, попыталась раскусить кольцо, но у меня не было ни сил, ни сноровки.

 

- Пожалуйста, у вас руки сильнее моих, – протянула я инструмент хозяину.

 

У австрийцев руки умелые.

 

- Вы уверены, что хотите разрезать кольцо? - медлил хозяин, внимательно разглядывая ювелирное изделие.

 

- Глупости! Режьте!

 

Гости стали обсуждать другие возможности, но в результате единодушно пришли к выводу, что спасти можно либо палец, либо кольцо. Хозяин попробовал его раскусить, но ему это не удалось, он боялся поранить сыну палец. Снова отправился в подсобку, вернулся с другим инструментом. Наконец кольцо со звоном упало на пол.

 

Компания ожила:

 

- Еще пива, хозяин! За это надо выпить!

 

Сын полез за кольцом под стол, а я сказала:

 

- Всем пива! За мой счет!

 

Голос у меня дрожал.

 

По дороге домой сын расплакался.

 

- Что, что такое? – забеспокоилась я. - Покажи палец! Болит?

 

Опухоль стала меньше.

 

- Нет, не болит.

 

- А почему ты плачешь?

 

- Кольца жалко!

 

 

 

А теперь ресторана не узнать. На его месте выросла огромного размера постройка, не лишенная известной фешенебельности, напоминающая какую-нибудь южную гасиенду. Вот тебе и ребрышки! Впрочем, СССР я знала человека, которому тоже удалось разбогатеть «на ребрах»: он торговал пластинками, которые нарезал на старых рентгеновские снимках.

 

В те грибные годы площадка для мини-гольфа представляла собой несколько песочных бугорков с самодельными дырками, а теперь это настоящий «спортивный комплекс». Чуть поодаль, в вольерах, разделенных на отсеки, блеют овцы и козы выводят свои робкие, дребезжащие песенки. Вокруг лес, природа, красота, грибы, велосипедные дорожки, короче, рай земной. И прежде всего, для семейного отдыха! Ну, а потом, как полагается – обед. Пока взрослые сидят а стаканом вина, дети играют в мини-гольф или развлекаются с животными, не мешайте взрослым заказать еще и еще один стакан вина.

 

В вольере деловито прогуливается морская свинка с серьезным лицом актера Евстигнеева, а вокруг нее - штук двадцать кроликов, все разного цвета. Особенно мил малыш с в шерсткой нежного палевого цвета…

 

 

 

Как радовался сын, когда мы его купили, карликового кролика с розоватой шерсткой, как нежно прижимал его к груди… Но… Пока мы доехали до дому, у сына распухли глаза и нос, оказалось, у него аллергия на сено, которым питаются кролики. А мы уже успели его окрестить... Кролика, я имею в виду. Борисом. В тот год российский президент еще казался героем, какой он герой, мы узнали позже, вот вам наука: никогда не давайте имена политиков тем, кого любите.

 

Наша любимая соседка, увидев кролика, умильно прижала пухлые руки к могучей груди:

 

- Какая прелесть! Раз он вам не нужен, я беру его себе! Но вы можете его проведывать.

 

Называла она его ласково Борис, с ударением на первом слоге, что сразу стало похоже на теннисиста Бориса Бекера.

 

 

 

В вольере жевала травку черная олениха. Захотелось ее сфотографировать, стоило мне вынуть фотоаппарат, как она в панике кинулась прочь. Тогда я перешла на другую сторону вольера, и, спрятав фотокамеру за спину, протянула оленихе листок. Она спокойно взяла его из моей руки, но увидев фотоаппарат, снова кинулась прочь. За нею вслед понеслись бараны и два пегих олененка. Перебежав на другую сторону, олениха все еще смотрела в мою сторону, а бараны и олененок озадаченно озирались, не понимая, откуда опасность. Не обнаружив ничего подозрительного, они снова разбрелись по вольеру.

 

Сомнений не было, ужас наводил на олениху объектив. Что он ей напоминал? Ружье с оптическим прицелом?

 

Упитанный мальчик лет двенадцати, очевидно, внук хозяина, скармливал козам остатками хлеба из белого пластмассового ведра.

 

- Ты, большой, уходи, - говорил он огромному красавцу-козлу с роскошно выгнутыми рогами, - дай поесть маленьким!

 

Похвальное желание защитить малышей, но разве больших кормить не надо? Козел-патриарх смотрел на мальчика недоуменным взором: этот глупый мальчишка подрывал его авторитет, ломая все традиции! Разве первый и самый большой кусок по праву не принадлежит патриарху?! Субординация в стаде так же неукоснительна, как в армии: младшие не смеют перечить старшим.

 

Мальчик протянул мне последний сухарик.

 

- Вот, покорми, если хочешь, только большому не давай, - сказал он наставительно и зашагал прочь.

 

А я отдала сухарик козлу. Тот благодарно глянул мне в глаза - таким образом я хотя бы частично восстановила его престиж в обществе. Так ли это плохо, когда патриарх остается патриархом? Молодым везде у нас дорога, старикам кругом у нас почет. Гм… В нашем, катастрофически помолодевшем, а точнее, молодящемся обществе… Мальчик ушел, а я сорвала с клена охапку листьев и стала кормить коз. Первым получал листок патриарх.

 

Один из малышей, отчаявшись прорваться к забору, нырнул под живот небольшой козочке и ухватился губами за сосок.

 

Поодаль, у другой стороны ограды в одиночестве стоял другой козел, молодой и белоснежный. Он искоса поглядывал на сородичей.

 

Гусь, злобно гогоча, двинулся на меня.

 

- Га! - передразнила я его вполне мирным тоном. ОТ неожиданности он остановился и стал с любопытством меня разглядывать.

 

Возле красного домика, похожего на огромную собачью конуру, спали две черные свинки с забавными, сморщенными физиономиями. Кусок толстой проволоки в заборе был отогнут так, что если свинка проснется, она может выколоть себе глаз. Я протянула руку, чтобы отогнуть проволоку, заодно почесала и свинью за ухом. Та спросонья довольно хрюкнула.

 

 

 

Прогулка по лесу, это как возвращение домой. Воздух. Тишина… Лесок словно умытый. Бабочка вспорхнула и лениво села на соседний листок. Какие краски вокруг, что тебе твой Куинджи, в музей ходить не надо. Молодой кустарник светится юной зеленью, как весной, а на дворе осень. Дрожащие осинки. Легла на землю, чтобы сделать несколько снимков. Наверху раскинули ажурные кроны корабельные сосны. По небу плывут кучевые облака, тени ложатся мягко, нежно…

 

 

 

Ладно, хватит бродить по лесу… Пока вставать, варить кофе…