(Рассказ опубликован в журнале "Берега Тавриды" № 3-4 2013)

 

«…В чьем сердце страх увидеть бездну

Сильней, чем страх в нее шагнуть…»

(Н. Коржавин)

 

Линда завтракала с удовольствием, она всегда ела с удовольствием, может быть, оттого что взяла за правило никогда не наедаться досыта. Сегодняшняя трапеза доставляла особую радость, Линта наслаждалась возвращенным ей одиночеством.

Разрезала на три пласта земмель, то есть, булочку, с пол-ладони величиной, и намазывала эти насквозь светящиеся кусочки тонким слоем абрикосового джема. В чашке дымился вчерашний разогретый кофе с молоком, оставшийся со вчерашнего дня. Это был обычный ее завтрак на протяжении последних сорока лет, то есть с тех пор, как кончилась война.

Целых две недели была она лишена привычного одиночества, что тяготило ее безмерно: присутствие сына с семьей разрушало устоявшийся распорядок жизни. Сын привез новую жену и их пятилетнюю дочку из далекой России. У Линды уже было двое взрослых внуков, виделись они только по праздникам, от маленьких детей она отвыкла, а эта чужая для нее девочка едва говорила по-немецки, но липла к ней, ласкалась, приставала с какими-то просьбами, и, не получив желаемого, взвизгивала, как обиженный щенок. Нет ничего ужаснее избалованных детей, дети, должны слушаться взрослых, ведь взрослые заботятся о них. Русский язык тоже был ей неприятен, он напоминал о том, как мужа отправили на Восточный фронт. Отправили его туда из Франции, где прежде дислоцировалась его часть! О, Франция! В гардеробе у Линды до сих пор висело темно-синее платье, привезенное мужем из Парижа, в подарок к рождению их сына.

Муж пропал без вести под Сталинградом. Вскоре выяснилось, что он в плену. Молодость проходила, сына растила одна, ночами горячо молилась, чтобы добрый Боженька сохранил ему отца, строго наказав обидчиков. Всевышний плохо слушал ее молитвы, обидчики явились в ее дом, принеся с собой отвратительные чужие запахи и страх перед возмездием. Они были здесь, а мужа не было, он еще долго оставался в снежных волжских степях...

И все же он вернулся! Обветренный, потемневший, незнакомый. Обидой резануло сердце отсутствие в нем ненависти к врагу, то есть, к этим грубым животным, беспечно разгуливающим по прекрасным улицам ее Вены. Не они, заявил муж, отправили его умирать в страну, о которой прежде знал он лишь из уроков географии. Не было в нем и страха: он уже расплатился за все грехи – свои и чужие.

Да и вернулся он, собственно, не к ней. Соседка, фрау Бергхофер, встретила его на улице и прибежала с новостью, оказывается, он уже третий день живет у матери. Надев лучшую из двух своих шляпок, принарядив и сына, взяла его за руку и отправилась к свекрови. Он - законный ее супруг, отец ее ребенка, его место рядом с нею, напрасно что ли ждала она его столько лет! Ничего, все наладится, у них будут еще дети, один или двое, впереди ждет их много счастливых лет. Священник сказал во время венчания: «Пока смерть не разлучит вас...» Не разлучила их смерть, не разлучит и жизнь! Священнику нельзя не верить. Она поверила ему, как верила с детства отцу и как продолжала верить тому, кого теперь тайком называла коротким словом «он». А если она поверила однажды, это уже навсегда. Разве верность не самая большая добродетель?

К свекрови пошли пешком, путь недалек, а билеты на трамвай дороги.

 

 

2

Дорогой вспомнился день венчания. Было это в милом ее сердцу немецком городке, где прошло ее детство. Городок этот был лучшим местом на земле, его благоуханные акации цвели пышнее всех акаций в мире. Воспоминания о собственном детстве трогали до слез, Линда была очень сентиментальна. После замужества она полюбила и Вену, как любила все, что могла назвать своим. С однажды приобретенным она уже не расставалась. К счастью, приобретала немного, и ей не грозило погибнуть под ворохом милых сердцу, но абсолютно ненужных вещей.

В тот майский день была она очень красива. Отродясь не было в городе невесты красивее ее. После венчания ждал их у церкви украшенный цветами экипаж. И вдруг в майское тепло ворвался пронзительный порыв ветра, невесть откуда налетела черная туча и закрыла небо до самого горизонта, а из нее посыпались крупные белые снежинки. Они перемешивалисьясь с летящими по воздуху лепестками акаций. Зрелище было завораживающим, но Линда задрожала сем телом в легком своем кружевном платье, но она не показала своего страдания: пусть все будет, как положено. Экипаж с молодоженами продолжил путь! Линда не была суеверной: верить следует лишь в Бога и в то, что видишь. Итак, прогулка в экипаже, запряженном двойкой нарядных рысаков, состоялась: ах, как это было романтично! Досадно, что все попрятались по домам, и никто не видит, какая она сегодня красивая. А им с мужем есть, чем гордиться: перед свадьбой они оба с честью выдержали все проверки, необходимые в те времена для бракосочетания, получив свидетельства о добром здравии и чистоте арийской крови. Теперь уже ничто не могло помешать зачатию их здорового потомства.

С тех пор многое переменилось в этом мире, да и сам мир стал другим, но Линда, казалось, не догадывалась об этом, как не догадывалась и о том, что жениху удалось провести и ее, и чиновников, он утаил от всех ту каплю преступной еврейской крови, что текла в его порочных венских жилах.

Когда муж уходил на фронт, она верила, это не надолго, ведь «он» обещал блицкриг, а это значит, муж вернется через несколько недель и заживут они счастливой жизнью, и будет у них много детей, а по воскресеньям они будут ходить в церковь... Посещение воскресной мессы символизировало надежность однажды установленного порядка. Когда муж целовал ее на прощанье, она не слишком загрустила, ведь он скоро, очень скоро вернется, и вернется героем, и все вокруг будут завидовать ей...

За неделями потянулись месяцы, они складывались в годы, а годам, казалось, не будет конца. А потом мир и вовсе начал рушиться, а ей оставалось лишь в молчаливой ярости взирать на разрушение порядка. Виноваты во всем были эти русские! Какое право имели они придти сюда?! Кто их звал? Как посмели они осквернить своими сапогами улицы ее прекрасного города! Чужая речь на улицах внушала отвращение и страх. Страшнее русских были чернокожие солдаты, ну, просто чудовища с выпученными глазами и жуткими белозубыми улыбками. К счастью, работала она дома, вязала по заказам от модного бутика, и это освобождало ее от необходимости лишний раз выходить на улицу.

 

Муж жив, и это главное. Своим появлением соединил он жуткое настоящее с прекрасным прошлым и с мечтами о будущем, на него, да еще на Бога, сможет она положиться... Полная горькой решимости, шла к свекрови. Нет, она не станет спрашивать, отчего вернулся он не к ней, это не важно, клятва, данная пред алтарем, - это навек! Она приведет его домой.

Писал он редко, но ведь оттуда письма не могли приходить чаще. Впрочем, все это интриги свекрови: эта высокомерная венка всегда недолюбливала невестку и ее родных, презрительно именуя их всех «пифке», так венцы величают своих северных соседей. Все это мелочи, важно, что муж вернулся, она не станет досаждать ему вопросами, он не услышит от нее ни слова упрека. Разве не оставалась она все эти годы верной и преданной женой? Все уладится, Бог поможет ей.

Бог действительно пришел на помощь. Пусть не сбылись чудесные мечты о счастье и достатке, но жизнь продолжается. Выросшая, нет, не в бедности, а, скорее, в идейных понятиях аскетизма, она едва ли ощущала бремя новых лишений. Вот как важно с детства приучать себя к лишениям! Теперь она говорила невестке: «Зачем ты балуешь ребенка, зачем вы приучаете себя к хорошей жизни, подумай, что вы будете делать, если настанут черные времена?». Но эта русская лишь рассмеялась в ответ: «Будем греть себя воспоминаниями о светлых!» Как у них все легко получается! Да разве ж умеют они ценить жизнь, эти русские!

 

 

3

Муж нашел работу и зажили они тихой и вполне счастливой жизнью. Линда не допускала в свое сердце желаний, которые трудно было бы удовлетворить, экономила, занося в гроссбух все, вплоть до коробка спичек и почтовой марки, чтобы в конце месяца еще раз проверить и удостовериться в том, что каждый грош потрачен с толком. Из небогатых средств ей удавалось откладывать кое-что и на черный день. Наряды или лакомства ее не соблазняли. В шкафу висело хорошо сохранившееся приданое, главное, не прибавить в весе, тогда вещи могут служить вечно. Скромность и трудолюбие - высшие добродетели жены и матери! Была Линда идеальной женой - верной, экономной, нетребовательной. Скоро они встанут на ноги, и тогда можно будет подумать о втором ребенке. Линде хотелось дочку! Ей она передаст все, чему ее научила жизнь, а научила она ее многому: вязать, вышивать, экономно вести хозяйство... Всей семьей они будут ездить в отпуск.

Муж любит кататься на лыжах, а Линда боялась горных лыж. Боялась она всего, что связано с риском для здоровья. Да разве ей обязательно, карабкаться на вершины? Будет она гулять по хрустящему снежку, пока муж и дети развлекаются лыжами. Они еще так молоды! Главное, что будут они любить друг друга. Здоровье у Линды отличное, она создана для того, чтобы рожать детей.

Вечерами хотелось поговорить о будущем и поболтать о всяком-разном, но мужу разговоры скучны, он читает энциклопедию. Глупейшее занятие! И отпуск у него всегда в то время, когда в школе еще не начались или уже закончились каникулы, поэтому на лыжах он уезжает кататься один. Летние каникулы Линда с сыном проводила у родных в Германии. К воскресной мессе ходила с родителями. Никогда - даже в те жестокие времена, когда ждала мужа из плена, - не чувствовала она себя такой одинокой. Тогда он не мог быть с нею рядом, теперь – не хотел. Второй ребенок? Муж отрезал коротко: «Дети стоят денег!». Примирившись внешне, внутренне кровоточила. Нескончаемо длинными становились темные зимние вечера!

 

 

4

Фрау Бергхофер бросил муж. Упаковал чемодан и ушел к другой. К той самой… Несколько лет назад фрау Бергхофер оперировали, после чего врачи запретили ей «это». Здоровье, конечно, важнее, да и женщина вполне может обойтись без «этого», не то, что мужчина, мужчине «это» необходимо. Немного поразмыслив, фрау Бергхофер предложила мужу подыскать себе любовницу… Муж не поверил своим ушам, а когда пришел в себя, внял совету жены. Вскоре у него появилась возлюбленная. И вот теперь он ушел к ней! Какая неблагодарность! Такого поворота фрау Бергхофер не ожидала. И это в ответ на ее великодушие! Разве плохо заботилась она о муже? Он сам говорил, что та, другая и готовить-то не умеет. Спросила униженно: «Ты соблазнился ее молодостью?». Муж нехорошо усмехнулся, презрительно оглядев жену: «Да, она на целых два года моложе тебя!». «А я не потратила на себя лишнего шиллинга, да разве ж я плохая жена, - горько жаловалась она Линде.

 - Ему, видите ли, нравится эта финтифлюшка, она все деньги на наряды тратит..., - жаловалась соседка Линде.

 

Вечером, в задумчивости перелистывая журнал с моделями для вязания, Линда впервые ощутила чувство, похожее на зависть. С глянцевых страниц красиво одетые женщины улыбались ей счастливыми улыбками…

 

 

5

Сын женился рано. Какая-то сила выгнала его из родительского гнезда. Квартира опустела. Муж стал приходить позже обычного. Линда не смела оскорбить его вопросом или подозрением, да и мужское дело, как говорится, - не женское.

Утром по дороге в булочную остановилась у витрины модного магазина, залюбовалась летним цветастым платьицем на тонких бретельках. Мысленно примерила на себя. Хорошенькое, но как дорого! Да и если покупать новые вещи, что делать со старыми?! Заволновалась, бросив взгляд на французское нижнее белье. Как давно у них с мужем не было «этого»... Мысль заставила ее покраснеть…

Чулки давно прохудились, уже трижды штопанные, пора купить новые. Продавщица выложила на прилавок несколько пар. Внимание Линды отвлек манекен, одетый в голубую ночную сорочку. Перехватив взгляд покупательницы, продавщица улыбнулась: «Это нейлон, новейший материал!». Взяла с полочки пакет, встряхнула, и на прилавок соскользнуло воздушное голубое облачко. «Да ведь она совершенно прозрачная!», – воскликнула Линда. «Вот и славно!», – улыбнулась продавщица.

Линда совершила нечто невероятное. Она совершить покупку, которая не была продумана заранее. Когда шла по улице с пакетом в руках, на ее обычно бледных щеках играл румянец. Линда покусывала губы, с трудом сдерживая невольную улыбку

Не терпелось примерить сорочку. Приложила к себе, покружилась перед зеркалом, потом скинула с себя все и облачилась в голубую прозрачную пелену. Долго смотрела в зеркало и, в конце концов, пришла к выводу, что она все еще хороша собой, и кожа у нее такая же шелковистая, как этот нейлон. Дурушкой Линда никогда не была, а сегодня, утопая в прозрачной небесной пене, она показалась себе и вовсе хорошенькой. Поблекшие, было, голубые ее глаза заискрились новым блеском, брови чуть густоваты, парикмахерша, у которой она стрижется, не раз предлагала придать им форму, но разве можно менять то, что дано тебе Богом! Подмышек она тоже не брила, этим занимаются одни лишь... Порядочной женщине это не к лицу. Редкая седина терялась в густой пышности пшеничных волос. Когда-то укладывала она ракушками вокруг ушей тяжелые свои косы, и это делало ее похожей на тех арийских красавиц, что взирали с плакатов времен ее молодости.

Из зеркала смотрело на нее стыдливо порозовевшее, но честное и прямое лицо женщины, не умеющей лгать, притворяться или кокетничать… Линда улыбнулась своему отражению и от уголков глаз разбежались крошечные морщинки. Сегодня она ляжет к мужу в постель в этой чудесной сорочке, и он увидит, что она до сих пор очень хороша. Щеки ее порозовели еще больше, а лицо словно расцвело. Так расцветали в ту весеннюю пору каштаны на Дунайском канале. Тело ее настойчиво требовало любви. Когда же он придет, наконец! Сегодня она не позволит ему читать его глупый фолиант, сегодня они будут любить друг друга, а это значит, у них начнется совсем новая жизнь.

 

 

6

Часы на шкафу радостно возвестили шесть. Линда, тихонько напевая, накрывала ужин: поставила на стол тарелку с тремя сортами тонко нарезанной колбасы, корзиночку булочками, сыр, яблочный сок... Потускневшим звоном пробила половина седьмого. Восемь ударов звучали надрывно и долго. Телефон молчал. При всей прохладе отношений, вежливость между супругами оставалась неукоснительной: если муж задерживался, он не забывал позвонить...

Траурным боем пробило полночь.

Всю ночь Линда не сомкнула глаз.

Как только первые робкие утренние лучи пробились сквозь занавеску, поднялась и стала ходить по комнатам, заглядывая то на кухню, то в кладовку, то в туалетную комнату, открывая и закрывая шкафы. Глаза ее ничего не видели. Надо дождаться семи часов, тогда можно позвонить свекрови, наверное, он у нее... Что-то заставило Линду вернуться к шкафу, который она только что открыла и снова закрыла. Дрожащей рукой отворила дверцу и глаза ее словно прозрели: шкаф был пуст! Остался лишь офицерский мундир, украшенный реалиями и наградами, да его фронтовая шинель.

«Воры!» – молнией пронеслось в голове, но уже через минуту она все поняла. Лишившись сил, сползла на пол... «По-че-му?! Почему?!», - кричала она онемевшими губами.

Да разве ж была она плохой женой? За долгие годы они ни разу не поссорились, между ними никогда не пролетело грубого или невежливого слова! Нет, это какое-то недоразумение, нет, нет, все скоро выяснится...

 

 

7

Линда ела медленно. Так же неторопливо текли вспоминания. То страшное утро наполнило ее ужасом, недоумением и болью. С тех пор чувства притупились, но совсем покинуть ее они не смогли. Линде и сегодня не хотелось верить, что это правда, нет, это какое-то затянувшееся недоразумение. Рано или поздно он одумается и вернется домой, ведь вернулся же он с войны! Она не станет спрашивать, где он пропадал так долго. Это неважно, что живет он с другой женщиной, ведь они не венчаны... Придет час, он все поймет, и вернется... Поэтому в квартире все должно оставаться на прежних местах, чтобы, вернувшись, он мог сразу узнать свой дом. Свой настоящий дом!

Линда доела завтрак, аккуратно собрала со стола крошки, посуду поставила в мойку. Чтобы экономить воду и не зажигать лишний раз электричества на кухне, мыла она ее один раз в сутки. Летом делала это по утрам, когда скупые солнечные лучи, проникавшие в кухонное окно с лестничной клетки, рисовали на потолке причудливые узоры, а зимой, когда естественного света на кухне не было, посуду можно было мыть и вечером.

Наступил туманный ноябрь, отяжелевшие облака почти касались крыш, и даже в полдень квартира утопала в сумраке. Линда сидела у окна, вязанье лежало у нее на коленях, она смотрела на улицу. В выходные дни газеты развешивают на столбах в полиэтиленовых пакетах. Опускаешь монетку в прикрепленную копилку и берешь газету. К столбу подрулила машина, из нее вышел человек, взял газету и укатил, забыв бросить в копилку деньги. Нужно было записать номер машины, но карандаш куда-то запропастился. Досадовала до вечера. Событие заполнило собою день. Что за люди! За нечестность надо наказывать! Деньги любят счет. Строгий счет сохраняет дружбу. Так говорила она мужу, когда после прогулки возвращала ему деньги за мороженое или лимонад. Вот и третьего дня, занося покупки в расходную книгу, обнаружила, что кассирша забыла пробить за сто граммов сыра. На следующее утро Линда первой стояла у кассы: «Я не могла съесть этот сыр, пока не заплачу за него», - объясняла она кассирше, словно маленькая девочка, ожидающая похвалы.

До половины двенадцатого Линда сидела у окна, потом отправилась на кухню разогревать обед: немного лапши, оставшейся со вчерашнего дня, полчашки тушеной капусты и небольшой кусочек жирной свинины с тмином и чесноком. Мясо она ела лишь по воскресеньям. Готовила Линда только те блюда, которые были ей знакомы с детства. Ела медленно, процесс еды ее развлекал. После еды убрала посуду в мойку и снова села к окну. В четыре – время полдника. В будни это было яблоко или какой-нибудь другой фрукт, в зависимости от сезона. Заморские несезонные диковинки она отвергала. По воскресеньям позволяла себе кофе со сливками и кусочек фруктового пирога. Пекла сама, делала это осенью, когда фрукты дешевы, делила пироги на порции и загружала в морозильник. Запаса хватало до весны.

После полдника вязала.

Ужин состоял из булочки, такой же, как и утром, разрезанной на три пласта, только вместо джема теперь были тонкие ломтики колбасы. Запивая она все это яблочным соком, разбавленным венской водой из крана.

После ужина смотрела последние известия, ужасаясь сообщениям о катастрофах. Как хорошо, что происходили они далеко – в других странах, на других континентах. Особой ее страстью был футбол. Фильмы смотрела редко, и исключительно комедийные, не хотелось переживать за героев, ведь переживания могут лишить сна.

Завтрашний день будет в точности похож на сегодняшний и вчерашний, но что в этом дурного? Как у всех людей, отвыкших от ежедневного общения, лицо Линды с годами утратило выразительность, это было лицо человека, разучившегося плакать или смеяться. Глаза ее со временем сильно посветлели, некогда небесно-голубые, стали они почти прозрачными.

 

 

8

Новая невестка приглашала обедать. Поначалу Линда ходила из вежливости, потом привыкла, и даже ждала приглашений. А эта русская вроде ничего, и внучка способная, немецкий освоила быстро. Без конфликтов, однако, не обходилось. На Рождество Линда пришла с собственным куском сырого карпа, как делала это прежде, когда сын жил с другой женой, так эта русская в слезы, мама, что, думает, у нас есть нечего? Неужели так трудно поджарить этот маленький кусочек карпа?! Линде претила зависимость. Даже в мелочах. Раздражала ее и чужая, варварская речь в доме родного сына, невестка с внучкой общались между собой по-русски.

 

Близилась новая весна. Квартира светлела, а вскоре и вовсе пришло тепло, город помолодел, захлебываясь буйным цветением каштанов, их аромат проникал в открытые окна. Зацветали жасмин и сирень, пышным золотом раскинулся на канале незнакомый кустарник. А вот он как раз совсем ни к чему, завезли его откуда-то из Китая, словно своих цветов мало!

Весной глаза Линды молодели, в них отражалась ясная небесная синь. С приходом тепла у Линды  прибавилось сил, она возобновила дальние прогулки вдоль канала. Выезжала на автобусе на Каленберг, а оттуда пешком отправлялась обратно, домой. Когда муж вернется, они будут гулять вместе. По вечерам приятная истома клонила в сон, в такие дни спала она безмятежно. Казалось, годы е не обременяли ее своим грузом. У Линды не было привычки разглядывать себя в зеркале, до новых морщин ей дела не было, кого они интересуют, ведь главное – это здоровье.

 

Весна - время генеральной уборки и проветривания шкафов. Линда раскладывала на стульях и на кровати простыни, скатерти, кружевные салфетки, доставшиеся в наследство от тети, бабушки и мамы; здесь были наволочки ришелье, кружевные рубашки и даже забавные батистовые панталоны с перламутровыми пуговицами на интересном месте, их она сшила в школе, на уроке, но до сих пор ни разу не надела. Хранилась в шкафу и главная ее драгоценность - голубая ночная сорочка, та самая, купленная в день великой надежды, за которым последовал день глубокой печали. Линда не замечала, что голубизна сорочки давно пожухла, что нейлон огрубел от времени, что некогда роскошное голубое облачко превратилось в серую дождевую тучку. Любовно подержала сорочку в руках, бережно свернула и снова убрала в шкаф. Нежный ветерок колыхал занавеску, наполнив комнату терпкими ароматами весны.

 

 

9

На следующий день Линда вернулась с прогулки позже обычного. В поиске ключей долго копалась в сумочке, которая когда-то принадлежала ее матери, сохранилась она великолепно, разве сегодня умеют делать такие добротные вещи! В квартире зазвонил телефон. Линда заторопилась, ключ не желал проворачиваться в замке.

 

Линда опустила трубку на рычаг. Лицо у нее посерело, и вся она стала похожа вдруг на запыленную каменную статую. Долго стояла в мрачном оцепенении. Очнувшись, пошла переодеваться. Приготовила ужин. Ела медленнее обычного. Посуду, против обыкновения, не оставила на утро. Тщательно помыв ее, стала перемывать.

Стемнело. Линда не зажигала света. До утренней зари просидела в кресле у окна, а когда забрезжил рассвет, начала наводить порядок в квартире. Снова проветривала шкафы, разложив на кровати их содержимое. На этой кровати она спала с мужем. Его подушка... Его одеяло... На ночном столике с его стороны - стопка нераспечатанных конвертов, это были ежегодные приглашения на встречи ветеранов. Он так и не сообщил им новый адрес, это ли не тайное свидетельство того, что он должен был вернуться. Свидетельство его верности ей. В этой квартире осталось его прошлое. Линда направилась к шкафу, где висели мундир и шинель, погладила огрубевшее военное сукно, оставив дверцу открытой.

 

В девять пришла невестка.

- Как ты себя чувствуешь, мама?.

- Спасибо, хорошо, - сухо ответила Линда.

Недружелюбный тон свекрови смутил невестку. С трудом она подыскивала подходящие случаю немецкие слова утешения.

- Не надо меня утешать! – произнесла Линда жестко и горько, - утешать полагается вдов, а я не вдова!

Горькая обида не давала ей дышать. Как он мог?! Как он посмел?! Как смел он не вернуться к ней?! Пусть на день, пусть на час, но умереть должен был он в своей постели!

Не глядя на невестку, стала убирать в шкаф разложенные на кровати вещи. Из-под стопки простыней выглядывало что-то грязновато-серое, Линда потянула за край. В руках у нее оказалась ночная сорочка. Линда долго смотрела на нее, держа на весу. Сказала куда-то в пространство:

- Я берегла ее, она ни разу не надеванная. Я собиралась надеть ее, когда он вернется…

Муж вероломно покинул ее, и это новое вероломство было страшнее прежнего. В тот раз он оставил ей надежду, пусть слабую, пусть крошечную, но все же надежду. Теперь, двадцать лет спустя, он окончательно ее покинул.

Смерть – это конец всему. Но не для верующего человека. Для тех, кто верует, она - новое начало. Начало жизни вечной в мире ином, где царят мир и покой, где встречаются те, кто когда-то любил друг друга.

Муж бежал от нее в смерть. Бежал он от нее и после смерти. Нет, никогда не встреться им там, за гранью материального мира: согласно завещанию, тело его предали огню. Для католика это означает окончательное прощание с жизнью – как в этом, так и в том мире.

Этот последний удар, который он ей нанес, был самым страшным.

 

Живописное кладбище на горе утонуло в горьковатом аромате цветущей сирени. Не Линда приносит сюда цветы. Не она сидит на скамейке, безмолвно беседуя с тем, кому оставалась верна всю жизнь.